Глазами очевидца. Количество беженцев с юго-востока Украины в районе перевалило за тысячу
Ей бы жить — не тужить. А разве не так? Семья любит, дочь-умница, квартирка в новой пятиэтажке. И дом стоит, считай, что в центре Луганска, рядом с военкоматом.
А потом всё рухнуло, полетело, как с горы.
Война. Это грозное слово вошло в сознание, как гром с ясного неба. Крестись не крестись, а факт остаётся фактом. На Украине свои бьют по своим, причём применяя передовые, в военном смысле, технические средства и боезаряды.
Марина Владимировна Стадниченко (в девичестве Пацан) родилась на Кубани, в Полтавской, на ул. Ленина. Училась в СОШ №1. Окончила Краснодарский институт физической культуры и по распределению уехала в Луганск. Там они с мужем Владимиром Васильевичем и свили гнездо… И вдруг!.. Чтобы от разрывов снарядов не вышибло стёкла, Марина Владимировна крест-накрест заклеивала окна скотчем. И плакала. Перед глазами вставали военные хроники блокадного Ленинграда.
…Первой уехала к дедушке в Полтавскую дочь Софья. Уехала с женихом. Своё будущее они видят в России. Марина Владимировна с мужем всё ещё на что-то надеялись, хотя… На Луганщине и в Донецке стали отчётливо понимать: нацгвардия с «Правым сектором» не просто так колошматят города, сёла и посёлки. Это они народ выкуривают, изгоняют с территории, с родной земли. Наводчики дают знать чумовым артиллеристам, где стоят школа, детсад, больница, хлебозавод, водозабор, электростанция, рынок, торговый центр. Нужно уничтожить инфраструктуру. А впереди — зима. Вот вам и блокадный Ленинград.
По российским телеканалам часто показывают, как люди бегут в бомбоубежища, отсиживаются в подвалах. Марина Владимировна, по случаю зашедшая в редакцию, рассказывала о другом: как бегали на работу и с работы, в магазины (пока в них что-то можно было купить!), а артобстрелы пересиживали кто где. В их районе от бомб особо не спрячешься. Старушка-соседка, например, закрывалась в туалете. Ей казалось, что ограниченное, замкнутое пространство спасёт.
Когда на городских улицах каждый день стали подбирать трупы после обстрелов, Владимир Васильевич Стадниченко, работавший водителем на «скорой», велел жене уезжать. Самому ему нельзя. Во-первых, работа. Если оставить «скорую», значит, к кому-то не приедут, не спасут. Во-вторых, здесь, на Луганщине, в селе, притулившемся украинским боком к российской территории, живут его престарелые больные родители. Они наотрез отказались покидать дом.
Что было по пути в Россию – требует отдельного рассказа. Чего стоит ситуация, когда автобус, в котором была наша землячка, нарвался на колонну танков украинской армии. Еле унесли ноги, потом только ступили на российскую землю, как за спиной ухнули мины – контрольно-пропускной пункт «случайно» попал под обстрел.
Говорят, что родные стены помогают. Наверное, так. По сравнению с другими беженцами, у которых ни кола, ни двора родного, Марине Владимировне и её дочери Софье полегче. Но всё равно. Надо было видеть дрожащие руки женщины, её глаза с поселившимся в них страхом. Она достаёт украинский паспорт, показывает на строку «место рождения» и говорит, что уже этого достаточно, чтобы быть в Украине изгоем. Выясняется и другая правда: если в Украине место рождения — Краснодарский край — может перекрыть кислород, то в России сам паспорт вызывает настороженность. У нас ведь как бывает: жалеть жалеем, даже плачем, когда по телевизору показывают покалеченных, а то и убитых жителей юго-востока, но когда дело касается помощи, допустим, взять на себя ответственность и оформить беженца на работу – нажимаем на тормоза. Вот и Марина Владимировна Стадниченко, уроженка Полтавской, с ног сбилась, решая вопрос о трудоустройстве, но без официального статуса — временное убежище — везде в этом отказывают. А между тем, последние годы женщина работала в реабилитационном центре, её опыт в области лечебной гимнастики и массажа ох как мог бы пригодиться.
