О них рассказал Иван Буряк, правнук Емельяна
Сергей Базалук
Не успели почтальоны разнести «Голос правды» с материалом «Беглецы из России. Казаки — эмигранты поневоле» (№ 46 от 15 ноября), как в редакцию газеты стали звонить читатели. Одни — чтобы узнать, где можно купить книгу Леонида Решетникова «Русский Лемнос», из которой были почерпнуты сведения и использованы в нашей публикации, другие — чтобы уточнить фамилию из поименного списка умерших и захороненных на острове уроженцев станиц нашего района, третьи — чтобы выразить свое отношение к братоубийственной войне. Под занавес читательской активности позвонила женщина и, назвавшись Надеждой Николаевной, сказала, что в Калининском районе есть хутор Ангелинский, в просторечии — Стража, и в нем живет Иван Буряк — правнук атамана станицы Староджерелиевской.
Кто умер на Лемносе?
В списке, который мы приобщили к статье о лемносовской трагедии, Емельян Буряк шел первым, и информация о нем прозвучала следующая: «Бурак (Буряк) Емельян, 1865-30.01.1921. Станица Староджерелиевская, Кубанской области. Вахмистр, в 1906 году — атаман родной станицы. Участник борьбы с большевиками. На Лемносе — санитар 2-го Кубанского госпиталя. На острове был с сыном Степаном, 1904 г.р., который после смерти отца перебрался в Югославию и умер в Белграде в декабре 1937 года».
Сообщение о возможном родственнике атамана станицы Староджерелиевской не могло не заинтересовать. Вдруг потомок Емельяна Степановича Буряка что-то может рассказать. Например, пролить свет на вопрос, каким образом о судьбе атамана на родине знали задолго до девяностых? Знали, что Емельян в эмиграции попал на греческий остров Лемнос. Правда, дальше начинается путаница. Одни староджерелиевцы говорили, что Емельян Буряк заразился на острове опасной болезнью и умер, другие, что хворать он, действительно, хворал, однако выжил и перебрался в Югославию. Но, в конце концов, участь его оказалась печальной. В 1937 году Буряк выпал из окна высотки в Белграде и насмерть разбился.
Кстати сказать, об этом же лет двадцать назад рассказывал мне и атаман станицы Староджерелиевской Анатолий Бойко. Причем опять-таки — в ходу тоже были две версии: по одной, случилась драка в ресторане, и атамана вытолкали в окно, по другой — с ним расправились чекисты, так как Емельян в эмиграции состоял в казачьих формированиях и был непримиримым противником большевиков.
Так все же: кто из Буряков умер на острове, а кто погиб в Белграде при странных обстоятельствах? Естественно, что мы заинтересовались Иваном Буряком в надежде, что он сможет прояснить загадки прошлого. А тут еще удача: Надежда Николаевна и номер телефона продиктовала.
Иван помнящий
Услышав, по какому именно поводу журналисты хотят встретиться, Иван Буряк стал отнекиваться, мол, былое быльем поросло. Все же мы решили ехать в соседний район.
Насчет второго названия хутора Ангелинский — Стража — много заблуждений. Полтавский предприниматель Игорь Проворов, как знаток этих мест (родился в станице Гривенской), рассказывал, что к основанию хутора имели отношение поляки, это они, мол, так поименовали место, где прижились. На самом деле все куда проще: в коллективизацию здесь был колхоз «На страже социализма», отсюда и нарицательное — Стража.
Тем не менее, хутор овеян далеко не социалистической романтикой. Ходит легенда, что в ерике Ангелинском, неподалеку от хутора, в стародавние времена затонуло турецкое судно. На нем, якобы, перевозили награбленное золото. Драгметалл и поныне не дает покоя кладоискателям. Что ни год, появляются новые «копатели».
63-летнего правнука джерелиевского атамана мы нашли пасущим хуторских коров, из которых третья часть, шесть голов — его собственные.
— Болтают, что и Емельян где-то здесь богатство свое схоронил, — признался Иван Буряк. — Но я не верю. Какое к черту золото! Орава детей — вот его клад.
Ссылаясь на рассказы покойного дядьки Александра Буряка, доводившегося атаману внуком, Иван Буряк поведал, что Емельян Степанович нес службу в конвойной сотне царя Николая II, четыре раза подряд выбирался депутатом Кубанской Рады. Жил и атаманствовал он в станице Староджерелиевской, а на хуторе Ангелинском держал землю. Был Емельян «хорошо грамоте обучен», в специально отведенные дни сидел в правлении до десяти часов утра, решая текущие вопросы. После десяти ехал в поле работать, как простой крестьянин. В его отсутствие в правлении находился «слушатель». Это был либо кто-то из атаманских детей, либо отпрысков других казаков, на которых Емельян мог положиться. «Слушателям» вменялось в обязанность принимать посетителей, кто с каким делом приходил, и потом пересказывать «батьке».
Владимир Корж, написавший историческое повествование о станице Староджерелиевской, указывает, что в годы атаманского правления (1900-1911) у Емельяна Буряка было 60 десятин земли, гурты скота, табуны лошадей.
Насчет «табунов», это, конечно, преувеличение, (все ж не о турецком сераскире речь!), но очевидно и другое: атаман не бедствовал, мог позволить себе крышу дома покрыть листовым железом, колечко жене купить на день рождения. Поговаривали, что и зазноба у Емельяна имелась, но это уже из серии «ля-ля».
Как казаки батьку уважили
Будет справедливым сказать: кто трудился в поте лица — жил в достатке. На это же указывает еще одна, очень любопытная легенда, согласно которой казаки Староджерелиевской решили однажды уважить любимого атамана. Когда Емельян отъехал по делам в Екатеринодар (или Ростов), местные мастера соорудили у его двора фонтан. Водомета здесь, конечно, не было, но из сердцевины чаши вырывалась вверх весело искрящаяся струйка. Так и осталось невыясненным, что за устройство создавало давление в водопроводной системе. Чтобы гуси не «гадили воду», к фонтану был приставлен часовой — попеременно дежурили станичные казачки-мальчишки.
Об этом я слышал от джерелиевских стариков, Анатолий Бойко тоже об этом же говорит, да и в книге Владимира Коржа есть сноска на факт строительства фонтана, в основу работы которого была заложена «римская система».
Безымянный свидетель
Мои надежды отчасти оправдались: Иван Буряк, действительно, пролил свет на вопрос информированности ангелинцев и джерелиевцев относительно покинувшего Россию атамана. Со слов правнука получается, что кто-то из казаков-эмигрантов поверил эмиссарам Советской России, обещавшим амнистию, и вернулся домой. Этот «кто-то» приехал и рассказал, что с Емельяном Буряком он бежал от красных из Ачуево (ныне Славянский район), воспользовавшись рыбачьей шхуной. По прибытии в Константинополь, их, как военных эмигрантов, переправили на основной пересылочный пункт — остров Лемнос. Та часть острова, где разбили палаточные городки, была безжизненной: камни и камни. Не то что дерева — травы сколь-нибудь рослой не увидишь. Голод, холод, тоска, болезни свели в могилу около 400 человек. Среди тех, кто не справился с тяготами проживания на чужбине, оказался и Емельян Степанович Буряк.
Со слов вернувшегося на Родину казака, джерелиевский атаман не стал на острове чиниться, пошел простым санитаром в полевой госпиталь, чтобы ухаживать за больными. В конце концов, подхватил тиф и умер.
…Атамана уважили: на берегу нашли выброшенные морем доски, сколотили какой-никакой гроб и с почестями предали земле.
За атаманского сына Степана безымянный казак ничего не говорил. Сам он после трех дней побывки вдруг исчез бесследно.
— Может быть, чекисты забрали, а может, смекнул, что про амнистию — это все враки, и где-то схоронился… Сейчас об этом уже не узнать, — сказал наш собеседник Иван Буряк. И сделав паузу, посоветовал: — Хотя, попытайте еще одну из моих многочисленных родственниц — Надежду Козлову. А вдруг она что-то добавит. Я — правнук, а Надежда — атаманская правнучка.
Атаманская кровь
Ой, не зря говорят, что мир тесен! Надежда Андреевна Козлова работает в почтовом отделении хутора, здесь мы ее и нашли.
— Да, жизнь разметала потомков атамана по белу свету. Сами не знаем, сколько нас и где кто проживает, — начала свой рассказ почтальон. — И не только потому, что мы, как те Иваны, родства не помнящие. Это сейчас все стало можно, а раньше предпочитали насчет «чьего корня будытэ» держать язык за зубами. Знаю, что какие-то ветви рода есть в Голубицкой, в Керчи. Да что там в Керчи! В Ивановской живет Николай — еще один правнук Емельяна.
Надежда Козлова также отметила, что прадед был грамотный, и что в Староджерелиевской его все любили. От старожилов она слышала историю «про великий гнев» атамана Буряка. В станице был порядок: при какой-то нужде привлекать жителей на общественные работы (понимай — на субботники). Вот и дамбу стали возводить методом народной стройки. Однажды среди работающих женщин атаман увидел девочку-подростка. Он давай узнавать, как здесь оказался фактически ребенок. Выяснилось: корова надумала телиться, девочка прибежала за матерью и подменила ее. Емельян рвал и метал, грозился устроить порку мамке, которая вместо того, чтобы просто отпроситься, лопату девчонке дала.
Также Козлова отметила, что в роду Буряков не водилось лодырей или по жизни прохвостов. До четвертого колена потомки заявляли о себе, как о больших тружениках, людях честных и справедливых.
…Должен признаться, что еще во время разговора с Надеждой Козловой мое внимание начало переключаться на внука, проживающего в Ивановской. Чутье подсказывало — этого человека обязательно нужно найти.
Фото на память
И вдруг почтальон говорит:
— У меня есть копия фотографии Емельяна с семьей.
Такой удачи я не ожидал.
— А где оригинал?
— Сама фотография у Людмилы, дочери покойного Александра Буряка, — ответила Козлова. — Но Люда очень сердита и вряд ли вам ее даст.
Причина сердиться серьезная. В девяностые к ее отцу приехал представитель какого-то исторического общества и стал просить старинные фотографии для пересъемки. Большую фотографию, где запечатлены все атаманы Кубанского казачьего войска, дядя Саша отдал, а вот маленькую — Буряка с семьей — все же решился оставить при себе. И правильно сделал, потому что «историк» больше не появился.
А дальше Козлова утешила: оригинал пострадал от времени, на снимке проступила голубизна, так что копия не намного хуже получилась.
На фотографии Емельян Степанович с супругой и шестерыми детьми. В полном составе семья или еще были дети старшие — неизвестно. Надежда Козлова склонна считать, что на снимке нет самого старшего сына, с которым атаман эмигрировал, мол, говорили, что первенец уже до революции был строевым казаком.
Третья девочка слева — ее держит мама за руку, — это Валя, бабушка Надежды Андреевны. Ее судьба печальна и возвышенна одновременно. В голодовку 30-х она ценою своей жизни сохранила троих детей. Как правило, от истощения первыми умирали маленькие, а в случае с этой семьей, вышло наоборот. Значит, детям мать отдавала последнее. Дед Павел, оставшийся с ребятней, поспешил получить поддержку и скоро вновь женился. На то время матери Надежды Андреевны было полтора годика, соответственно, она воспринимала мачеху матерью, и по этой причине родовая связь через память была пресечена.
— Ничего о своей родной маме, а тем более о дедушке-атамане, моя мама рассказать не могла, — подводит черту Козлова и отсылает в Ивановскую. — Может быть, Николай что-либо добавит…
На прощание почтальон из Ангелинского призналась, что в ее жилах течет кровь не только Емельяна Буряка, но и еще одного атамана станицы Староджерелиевской — Оксентия Ратушнего, который по отцовской линии доводится ей также прадедушкой.
В гостях у Назаренко
…Николая Буряка нам помогла разыскать заведующая комнатой-музеем станицы Ивановской Людмила Биденко. С первой же минуты общения стало понятно, что предчувствие не обмануло: этот правнук своим рассказом очень многое расставил по своим местам.
— В той части истории, где речь идет об эмиграции, есть путаница, — предполагает Николай Авраамович. — Я допускаю, что, спасаясь от большевиков, Емельян Буряк взял с собой не одного, а двух сыновей. Степана, фигурирующего в книге «Русский Лемнос», и самого старшего — Авраама, моего деда, который завел семью еще в 1914 году и родил сына, назвав Авраамом. Уж не знаю, как такое решение появилось, факт тот, что мой отец — Авраам Авраамович.
И дальше он очень убедительно рассказывает свою версию того, как развивались события давно минувших дней. В начале семидесятых (точно уже не вспомнить, когда именно), он вместе с отцом гостил в станице Новониколаевской у Алексея Назаренко. Это и был тот казак, с которым атаман Буряк отплыл на шхуне из Ачуево, а потом попал на остров Лемнос. За Степана, с которым будто бы атаман прибыл на остров, Алексей Назаренко ничего не говорил, словно его и вовсе не было. А вот за Авраама — да, рассказывал. Как они хоронили вместе с ним Буряка-старшего, и как потом их пути-дороги разошлись. Авраам очутился в Югославии и в звании младшего урядника состоял в дивизионе лейб-гвардии Кубанской и Терской казачьих сотен, пока в 1937 году не выпал из окна при странных обстоятельствах. А Алексей Назаренко завербовался в Аргентину на рубку сахарного тростника и фактически попал в рабство. Только в 1952 году ему удалось вырваться от хозяина плантаций после заявления, что он — кубанский казак, воевавший в Белой армии, и по сталинской амнистии хочет вернуться на Родину.
Вернулся… Три дня побыл дома, а потом за ним приехали на «воронке». Суд был скорый и страшный — 25 лет соловецких лагерей.
— Потом отец с Назаренко еще долго беседовали с глазу на глаз, — вспоминает Николай Буряк. — А меня отправили на улицу подышать свежим воздухом. «Меньше знаешь — крепче спишь», — сказали на дорожку. О чем они еще толковали — осталось за закрытыми дверями. Но, когда отец принимал хорошенько на грудь, проговаривал: «А в Югославии-то брательник у меня есть!.. А тебе — дядька!».
…Отпущенный на свободу раньше срока, Алексей Назаренко не зажился на белом свете. Он умер через несколько лет в станице Новониколаевской и был похоронен на местном кладбище. Таким образом, ушел еще один свидетель последних дней Емельяна Степановича Буряка.
На круги своя
…В девяностые, когда начался процесс возрождения казачества, в хутор Ангелинский, он же — Стража, приезжал первый атаман современного Кубанского казачьего войска Владимир Громов. С собой он привез съемочную группу краевого телеканала. В съемке сюжета о джерелиевском атамане участвовали внук Емельяна — Александр Буряк, как один из самых памятливых потомков, и еще один внук атамана — Авраам Буряк — отец ивановского Николая Буряка.
— Они потом крепко выпили, — вспоминает мой собеседник, — и так душевно пели, что слезы даже меня, не склонного к сантиментам, прошибли.
Что же касается снимка, который выманили у Александра Буряка, — у этой истории есть продолжение. В «Одноклассниках», на страничке гривенского казака по фамилии Криворучко, я увидел эту фотографию и «перекачал» к себе. Таким образом, благодаря Интернету, пропажа вернулась.
… Не будем ставить на этом точку. Может, кто-нибудь еще откликнется и что-то вспомнит из «старовыны», добавит какую-нибудь черточку к портрету горячо любимого станичного атамана Емельяна Степановича Буряка. Также ждем мы откликов на поименный список казаков из станиц Красноармейского района, кто принял мученическую смерть, упокоившись на чужбине — греческом острове Лемносе.
P.S. Когда материал готовился к печати, в редакцию пришел предприниматель Игорь Проворов и сказал, что автор книги «Русский Лемнос» Леонид Решетников заинтересовался поисковой работой «Голоса правды» и пообещал через свои связи подключить посольство РФ в Югославии, чтобы выяснить:
Первое: кто все-таки погиб в Белграде в 1937 году — Степан или Авраам?
Второе: есть ли потомки в Югославии по линии Емельяна Степановича Буряка?
