Юга.ру вспоминают, почему полтавчан называли саботажниками и сталинские наркомы, и царские генералы
В Краснодарском крае есть Красноармейский район, но его административный центр — станица Полтавская. Ее переименовали в 1933 году, когда советская власть наказала казаков «за саботаж», выслав всех жителей на север. Причем похожая история происходила здесь и в XIX веке.
Ко Дню реабилитации кубанского казачества журналистка Нина Шилоносова вспомнила три волны репрессий и рассказала, как станичникам удалось вернуть историческое название.
В Полтавской не балакают. В соседних Ивановской, Старонижестеблиевской говорят на смеси украинского и русского, а в станице, которую основали выходцы из Запорожской Сечи, нет. Местные этому не удивляются. Потому что знают, как в декабре 32-го всех коренных жителей — от мала до велика — загнали в вагоны для скота и отправили под конвоем в холодные края. А вскоре населенный пункт демонстративно лишили казачьих атрибутов и назвали «селением Красноармейским».
Тем удивительнее, что через 61 год здесь добились возвращения исторического названия — Полтавская.
«Наказание забвением» — нечастое явление в российской истории. Известно, что в 1775-м императрица Екатерина Великая приказала переименовать в Урал реку Яик и все производные от него географические объекты после бунта казака Емельяна Пугачева.
А впервые жителей Полтавской официально назвали смутьянами 150 лет назад.
В 1873 году наказный атаман Кубанского казачьего войска Михаил Аргирьевич Цакни приказал выслать в Сибирь 13 офицеров и урядников, а 67 человек отправил в предгорные поселения Майкопского отдела. А станицу, тогда входившую в Темрюкский уезд, «как омрачившую себя преступлением, налагающим пятно на добрую славу кубанского казачества», генерал-лейтенант предлагал лишить названия, а новое определил бы наместник царя на Кавказе.
Чем же навлекла на себя гнев Полтавская? Тремя годами ранее было введено «Положение об общественном управлении в казачьих войсках» и началась работа по размежеванию земель. Раньше вся земля, пахотная, выпасная и неугодья, входила в общий юрт, делилась по старшинству и необходимости, но не была оформлена. За пределами станицы многие казаки имели еще и «царины» — по сути захваченные угодья, которые они разрабатывали десятилетиями как пашню, баштаны и покосы.
Приезжавшие не один раз землемеры пытались размежевать юрт и царины, которые должны были передать в потомственную собственность высшим офицерам Кубанского войска. Станичники всячески препятствовали этой работе, видя несправедливость и полное игнорирование их интересов. К тому же, считая станицу малоземельной, наказной атаман велел 49 семей переселить севернее в другой полковой округ, в станицы Копанскую и Ясенскую.
Но полтавчане отказались выполнять эти распоряжения.
Уговорить их не удалось, и тогда Цакни весной 1873-го решил ввести войска и жестко наказать не только зачинщиков бунта, но и всех станичников. Он собирался «насильно расселить жителей станицы Полтавской по отдаленнейшим станицам», а на их место найти охотников (желающих). И хотя генерал считал, что среди полтавчан поддерживается «дух глухого безмолвного озлобления и противодействия всяким административным распоряжениям», все-таки нашлись высокие чины, разобравшиеся в проблеме. Они помнили, что «Полтавская всегда была доброю станицею как в служебном, так и в нравственном отношении». Генерал-майор Иван Диомидович Попко в рапортах об «общественной стачке» отмечал, что эта станица — ближайшая к Черноморской кордонной линии и живет военными тревогами, «дает отличных боевых людей для конной службы и отважных пластунов для пешей».
В итоге, не добившись правильного решения земельного вопроса, атаман Кубанского казачьего войска Михаил Цакни в июне 1873 года подал в отставку.
В 1917 году казаками были недовольны как белые, так и красные. И те, и другие хотели перетянуть их к себе. Но хоть и пели в частушках «Мы не большевики и не кадеты, мы — казаки-нейтралитеты», водоворот событий кидал людей с оружием из стороны в сторону в братоубийственной войне.
Вскоре после Февральской революции в Кубанском казачьем войске создается высший управленческий орган — Кубанская рада, которая в январе 1918-го учредила Кубанскую народную республику.
Депутатом Рады был и атаман станицы Полтавской участник Первого Ледяного похода Григорий Омельченко, бывший директор учительской семинарии. Рада была против большевиков, но кубанцы хотели еще и автономии, выступали за федеративное (самостийное) устройство будущей свободной России — «Вольный Союз вольных народов»
Несмотря на то, что Добровольческая армия Антона Деникина на две трети состояла из кубанских казаков, сам генерал и высшие офицеры были «неделимцами» — выступали, наоборот, за «единую, великую и неделимую Россию».
Конфликты происходили постоянно и были неизбежны. А когда деникинцы узнали, что делегация Кубани на Версальской мирной конференции не только ставила вопрос о принятии автономии в Лигу Наций, но и якобы подписала договор дружбы с Горской республикой, партизанившей против белых, это сочли предательством. По скорому решению военно-полевого суда 7 ноября 1919 года повесили известного политического и общественного деятеля священника Алексея Кулабухова. Других участников поездки в Париж наказали высылкой в Константинополь (Стамбул). Среди депортированных под конвоем одиннадцати кубанцев был и полтавчанин Омельченко.
Даже находясь далеко от родины, в Чехословакии, атаман оказывал влияние на казаков. В материалах ОГПУ, которое постоянно искало и находило контрреволюционные и белогвардейские организации все двадцатые и тридцатые годы, его фамилия часто фигурирует в допросных материалах чекистов. Якобы в письмах он учил соратников, как сопротивляться большевикам.
Когда советская власть на Кубани в 1920-м установилась практически повсеместно, в приазовских станицах и на хуторах Гражданская война продолжалась. В необъятных плавнях на рукотворных островах-плотах прятались отряды «бело-зеленых» повстанцев под руководством казачьих офицеров Каленника Молько и Василия Рябоконя. Первые «камышовые партизаны» сами сдались в 22 году, а ставшего легендарным Рябоконя предали свои аж в 25-м.
Такому сопротивлению, явному и скрытому, есть объяснение: расказачивание. Руководство партии большевиков 24 января 1919 года приняло документ, определяющий политику советской власти по отношению к казакам. В Циркулярном письме за подписью Якова Свердлова прямо указывалось: «… признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления».
Но красный террор распространялся не только на «верхушку». Людей расстреливали десятками, включая заложников, отбирали землю, хлеб и другое продовольствие.
Полтавская до революции была большой — до 18 тысяч жителей — и богатой станицей. В ней работали 86 торговых и промышленных предприятий, в том числе по два маслобойных, бондарных, кожевенных заводов и один кирпичный. Зерно на муку мололи 24 ветряных мельницы и одна паровая. Торговля велась в 19 магазинах и в трех питейных заведениях, не говоря о базарах.
Станица была центром полкового округа с канцелярией атамана (кстати, в этом здании и сейчас находится администрация сельского поселения). Естественно, имелись почта, суд и тюрьма. В 1916 появилась железнодорожная станция «Полтавская».
Отличало ее от других и то, что здесь было довольно много грамотных и даже образованных людей — действовали учительская семинария, два окружных училища, включая женское, и приходская школа при церкви Рождества Богородицы.
С 1921 до начала 1930 года в Полтавской существовало сельскохозяйственное кредитное товарищество. Среди казаков были хозяева, внедрявшие передовые методы обработки земли, получавших хорошие урожаи, они возделывали сады и виноградники. Таких называли крестьяне-культурники. Много было больших семей с наделами, работавших без батраков, — середняки. В период НЭПа развитие получили землевладельцы, использовавшие наемный труд. Вскоре всех их, без разбору, причислят к «кулакам-мироедам».
К концу 20-х годов советская власть решила, что с экономическим либерализмом на селе пора кончать и устроила «великий перелом» — стала объединять иногородних и казаков, бедных и имущих, в колхозы. Сначала добровольно, потом принудительно. Богатые казачьи семьи как вредителей высылали за пределы края, их дома и имущество передавали в колхозы.
К 1930 году в Полтавской был единый колхоз «Червоный прапор» — «Красное знамя» в переводе с украинского. На мове тогда обязывалось вести все делопроизводство на Кубани — согласно советской политике коренизации. К тому времени учительская семинария в станице была превращена во Всероссийский украинский педагогический техникум.
Коллективизация шла с большим трудом. Из 18 тысяч жителей решили работать вместе всего около 1300 человек. Но даже те, кто поверил в обобществленное хозяйствование, скоро увидели, что порядка нет, руководят делом случайные люди, сроки сельхозработ не соблюдаются, скотина дохла. Зарплаты не было, а трудодни («палочки») вознаграждаются только по общим итогам года более чем скромно, в основном натуроплатой — немного зерна или смешанной муки (суржи). Начались выходы из колхозов — назад в «единоличники».
12 марта 1930 года в Полтавской началась акция неповиновения, вошедшая в историю как «бабий бунт». Рано утром казачки начали стучать в окна станичников и созывать их с ухватами да вилами на рыночную площадь. Собралось около 300 женщин и стали кричать: «Не хотим колхоз, не хотим под общее одеяло!». На следующий день митинговать пришли уже почти три тысячи человек, они требовали вернуть их лошадей, коров, сеялки и плуги. Женщины вскрыли магазины и склады с зерном.
Начальника милиции Василия Задорожнего обезоружили и затаскали по улицам, он сумел забаррикадироваться в первой школе, где сидел без пищи несколько дней.
Только 20 марта в станицу из Краснодара прибыл вооруженный эскадрон ОГПУ, положивший конец мятежу. Более тысячи человек были сразу арестованы, 360 увезли в Краснодар. После суда они были высланы с семьями на Север.
Осенью 1932-го Полтавская попала на «черную доску».
Так в Северо-Кавказском крае наказали 13 кубанских станиц и две донские — за то, что, по мнению советской власти, яростно сопротивлялись выполнению планов хлебозаготовок. Политика была безжалостной — выгребали с оружием в руках даже семенные запасы зерна и другие продукты питания. Жестоким репрессиям, вплоть до расстрела, подверглись тысячи граждан, включая «кулаков» и коммунистов. Эти поселения были полностью блокированы войсками.
Это значит, что были запрещены любая торговля и выход за пределы станицы. При этом план по сдаче зерна все жители по-прежнему должны были выполнять, независимо от статуса. Распустили колхозы, «вычистили» (уволили) всех советских чиновников, местная организация компартии была ликвидирована. Однако хлеба больше не стало. Был сорван и осенний сев.
Полтавскую власти назвали самой позорной станицей, потому что видели в ней сопротивление идейное, контрреволюционное.
Выбивать зерно в хлебородные территории страны отправились специальные комиссии из Москвы. В Украинской ССР командовал Вячеслав Молотов, а на Северном Кавказе лютовал член Политбюро ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович. Он лично приезжал в Полтавскую и на сходе угрожал казакам с балкона станичного правления.
Особое положение ввели 17 декабря, главным в станице стал комендант по фамилии Кабаев.
Ранее созданные «комсоды» — комиссии содействия хлебозаготовкам — от поисков зерна в хатах перешли к подготовке к высылке. Полтавскую разделили на 13 кварталов, в списки на депортацию попадали не только казачьи семьи и единоличники, под выполнение плана забирали и иногородних. Всех взрослых мужчин задержали и заперли в подвалах станичного правления.
Были подготовлены железнодорожные составы из вагонов для перевозки скота, они растянулись от станции Полтавская до станции Протока (Славянск-на-Кубани). Семьи сгоняли к вокзалу, с собой можно было взять совсем немного вещей. Некоторые матери выбрасывали из вагонов малышей — в надежде, что их как сирот подберут и отправят в детдома.
К новому 1933 году станица (тогда Славянского района) почти опустела. За «злостное сопротивление всем хозяйственным мероприятиям» властей и «атаманщину» решением президиума Северо-Кавказского крайисполкома более двух тысяч семей — всего 12 643 человека (по данным ОГПУ) — были депортированы на Урал и в северные регионы страны. (Это разовая высылка, а были до этого еще подобные наказания, менее массовые, — в Казахстан, в частности).
Нет точных данных, сколько добралось живыми до таежных полустанков и сколько смогло перенести голодное существование в мерзлых землянках и бараках.
В Полтавской осталось всего около 200 семей местных жителей — красных партизан в Гражданскую войну, и доказавших свою лояльность колхозников и рабочих Плавстроя.
Почти сразу же в станицу стали прибывать красноармейцы с домочадцами. Казачьи хаты по приказу стали обживать тысячи переселенцев из Белорусского, Ленинградского, Московского, Приволжского военных округов. Правда, большинство из них никогда не работало на земле.
Весной в кубанских станицах начался настоящий голод, называемый властями «продовольственные затруднения». Вслух об этом говорит было нельзя.
Зато передовица в краевой газете «Молот» в начале 33-го радостно сообщала: «Нет больше станицы Полтавской — националистического кулацко-петлюровского гнезда на Кубани! Есть станица Красноармейская — верная опора советской власти и колхозного строя».
Следом за Полтавской депортировали и почти всех жителей чернодосочных станиц Медведовской и Урупской — всего 45,6 тысяч взрослых и детей из общего количества 47,5 тысяч человек.
Урупскую большевики тоже переименовали — в Советскую. Лишилась исторического названия и первопоселенческая станица Уманская (из нее выслали 1200 семей) — она стала Ленинградской. Так они зовутся по сей день.
— Видимо, не было таких настырных. У нас одни деды чего стоили! — отвечает на мой вопрос, почему другие станицы не вернули себе названия, полтавчанин Александр Косенко.
В марте 1991 года он был одним из 101 человек, учредивших в Красноармейском районе казачье общество. В оргкомитет входили казаки из разных станиц, были потомки репрессированных полтавчан, и даже те, кто смог вернуться из ссылки. Одно из первых предложений — вернуть имя Полтавской.
— Такая идея многим показалась преждевременной. «Не успели казачество возродить, КПСС еще власть не потеряла, а вы тут подскакиваете!», — рассказывает о давних спорах Александр Николаевич.
Его избрали помощником атамана Валерия Миргородского. Казаки-старики стали их подталкивать к действиям. Всюду поначалу очень скептически относились к ходатайствам о возвращении исконного названия, называли полной утопией.
Косенко был корреспондентом районки «Голос правды», а главный редактор газеты коммунист Валерий Литвинов тоже имел казачьи корни. Вот они и стали формировать общественное мнение. Журналисты публиковали статьи, которые вызывали горячее обсуждение. Письма в редакцию повалили валом, и в основном с поддержкой. Те, кто был против, скорее беспокоились о том, что будут огромные траты на переименование — время-то было полуголодное, всё по талонам.
Первый результат публичной дискуссии — улицу Свердлова в райцентре в 92-м переименовали в Казачью. На тот момент журналист Косенко уже был избран атаманом.
В октябре 1993 года рядом с администрацией станицы по инициативе казаков заложили часовню во имя Покрова Пресвятой Богородицы в память о безвинно пострадавших в годы репрессий. На ее открытие приезжали участники I Международного конгресса кубанских казаков.
Казаки продолжали стучаться во все двери.
— Мне они не давали покоя. Рано утром лаяла собака в Пашковке — это полтавские уже приехали, — вспоминает первый атаман Кубанского казачьего войска Владимир Громов.
Инициаторам объяснили: нужно решение депутатов сельсовета, а перед этим станичный референдум. Потом райсовет обратится в крайсовет, а уже тот даст согласие. Может быть… А еще вердикт Министерства путей сообщения, поскольку ж/д станция. А это уже всероссийская тема. Потом сверху условие смягчили — соберите две тысячи подписей и решение Совета. Причем сроку дали три дня с выходными.
— Но оказалось, что они не знали, что у нас как была станция Полтавская, так и есть Полтавская! — смеется Косенко. — Наши казаки мотнулись по станице, собрали почти три тысячи подписей! Собрали, привезли решение совета, выложили перед чиновником, а у него и челюсть отвисла. И по станции объяснили. И всё — крыть нечем!
В августе 1994 года станице исполнялось 200 лет. Но как раз в том году в январе прекратил свое действие краевой совет народных депутатов — после роспуска Верховного совета РФ. И Краснодарский край около года управлялся только одной ветвью власти, исполнительной. Станичники решили обратиться напрямую к губернатору Харитонову. Встречу помог организовать атаман ККВ Громов.
В июне делегацию станичников во главе с руководителем района Василием Ляхом принял Евгений Харитонов. Разговор, рассказывают, был уважительный, но глава Кубани вслух ничего не пообещал.
Наступают юбилейные дни. Станица готовится широко отметить праздник. 27 августа торжественно открыли первый памятник казакам. Деньги вложили предприниматели района.
— Собираемся на стадион и не знаем, какое же решение? Выходит представитель края и зачитывает… А нас никто ни о чем не предупредил! Вы представьте себе ликование людей! Поскакивали с мест, кричали, обнимались! А людей сколько было на стадионе, море! — делится Александр Косенко.
Без решимости Евгения Михайловича Харитонова постановление о возвращении исторического названия могло и не состояться, подчеркивают и Громов, и Косенко. Губернатор на основании Закона РСФСР о реабилитации казачества подписал его 25.08.94, а мог дождаться конца года, когда состоялись выборы в Законодательное собрание края, и переложить на депутатов эту ответственность.
Кстати, никаких денег на переименование не потребовалось, кроме замены печатей и штампов в органах власти. Паспорта меняли постепенно, по возрасту.
В последние годы журналист и краевед Александр Косенко вместе с коллегами из районной газеты занимается восстановлением списка имен полтавчан, депортированных в 32-м и другие годы. Пока установлено две тысячи фамилий.
При подготовке текста использованы материалы сайта «Исторические материалы» (https://istmat.org), в частности, справка ОГПУ о предварительных результатах следствия по делу контрреволюционной организации в станице Полтавской Славянского района Северо-Кавказского края. 25 ноября 1932 г., и статья Б.А. Трехбратова «Неизвестное об известном: новые факты из творческой биографии генерал-лейтенанта И.Д. Попко», опубликованная в журнале «Культурная жизнь Юга России» № 3 (54) за 2014 г. Автор также выражает благодарность за помощь в подготовке публикации коллективу издания «Встанице», рассказывающего об истории и людях Красноармейского района.
