Настоятель Свято-Троицкого храма отправился уже в третий раз в зону СВО
В конце ноября иеромонах Никифор (Волнянский), настоятель Свято-Троицкого храма станицы Старонижестеблиевской Краснодарского края, поехал в очередную командировку в зону СВО. Корреспонденты «РГ» поехали вместе с ним в составе гуманитарной колонны.
Машины на этот раз загрузили всем необходимым в преддверии зимы — теплыми костюмами, перчатками, комплектами термобелья, походными печами, газовыми баллонами, к списку добавили также портативные рации и внешние аккумуляторы.
Конечным пунктом маршрута стал маленький сельский храм в Запорожской области. Это кирпичный дом, оштукатуренный и побеленный, с затянутыми клеенкой окнами и змеящейся трещиной в кладке. Только крест на коньке крыши да самодельная колокольня во дворе выдают его истинное назначение.
По словам иеромонаха, этот дом местный житель подарил односельчанам еще до СВО, чтобы превратить его в место для молитв. Военные застали его уже в запустении — пол был тронут гнилью, от стен исходил тяжелый запах сырости. Общими усилиями дом удалось привести в порядок, и теперь он стал полноценным местом для богослужений.
В эти дни отец Никифор провел здесь церемонию посвящения добровольцев в казаки. К казачьей присяге бойцы готовились ответственно, ждали ее. Всего обряд прошли более ста человек из отрядов БАРС-1 и БАРС-11. С этого и начался наш разговор.
Много ли встречаете на передовой, если так можно выразиться, своих коллег?
Отец Никифор: Знаю лишь шесть священнослужителей, постоянно находящихся с бойцами в подразделениях. В целом батюшки регулярно возят «за ленточку» гуманитарку, служат молебны, а затем возвращаются в свои приходы. Лично я впервые отправился на передовую 27 апреля прошлого года в только что сформированный добровольческий казачий отряд «Кубань» (БАРС-11), заключив контракт с Министерством обороны. И вот сейчас у меня третья командировка.
Зачем бойцам священнослужитель? Чего они ждут от него?
Отец Никифор: Время на фронте протекает иначе, более сжато: если в городе человек не ожидает (я намерено не говорю смерти) встречи с Христом, то здесь эту вероятность буквально ощущаешь кожей. Ведь даже сейчас мы с вами едем уже по обстреливаемой территории — на предыдущей заправке заметили лежащий неразорванный снаряд? В окопах чувство опасности сгущается, становится осязаемым, и волей-неволей задаешься вопросами: «Как это произойдет? Можно ли к этому подготовиться?» Я же исповедую и причащаю не только добровольцев, но и военнослужащих, тех же ребят на блокпостах. И скажу так: настрой у них поменялся. К священникам бойцы стали относиться более уважительно: меньше ругаются матом в твоем присутствии, кто-то бросает курить, кто-то пересматривает свое отношение к близким. Просто проникаются чувством общности, когда видят, что ты ешь вместе с ними, спишь в одной палатке, тренируешься на полигоне.
Чему приходилось обучаться?
Отец Никифор: Да той же тактической медицине, которой, увы, владеют пока единицы. Я постоянно говорю, что оказание первой помощи нужно не только здесь, эти навыки пригодятся и по возвращении домой. В нашем отряде в основном участники возрастные, но очень способные. Казалось бы, учимся рыть траншею, бруствер, а ведь сколько в этом деле нюансов. К примеру, у нас возникла целая дискуссия — эффективны ли укрытия с узким входом, так называемые лисьи норы? Пришли к выводу, что нет. Нужны приступки, чтобы ты мог сидеть и легко выскочить. Ведь когда тебя засыпает в полном обмундировании, то самостоятельно вылезти из плотных земляных тисков невозможно, поэтому в окопах ребята молятся, чтобы сосед был жив, только он сможет указать подоспевшим товарищам, где вы находитесь и что вам нужна помощь.
Совместима ли «военная подготовка» и заповедь «не убий»?
Отец Никифор: Да, военные спрашивают перед боем: «Как нам поступить? Есть же такое понятие как приказ, который гласит — пленных не брать!» Отвечаю им так: «Когда вы берете противника (раненого либо целого), то достаточно его разоружить, стянуть руки-ноги ремешком и продвигаться вперед. Другой боец, скорее всего, этого человека пристрелит. Так кто из вас совершил грех? На самом деле оба равноценны: один проявил милосердие, другой выполнил приказ». В каждом человеческом поступке (не говоря уже о сложных моральных действиях) обязательно наличествует некий эталон «как должно быть». И в боевых реалиях срабатывает тот же самый принцип: важно состояние души, обращение к себе с вопросом: есть тут грех или нет?
Расскажите об отношениях с местными жителями
Отец Никифор: Признаюсь, испытываю довольно смешанные чувства. Год назад после освобождения Куйбышево в Запорожье как-то раз приезжаю на рынок купить картофель. Естественно, в сопровождении охраны. Подхожу к одной женщине, спрашиваю цену, и она, увидев в руках рубли, твердо сказала: «Обменяйте их ни гривны, иначе я вам ничего не продам». Как? Где? Я ведь никого здесь не знаю. В общем, вопрос решили полюбовно, но эпизод врезался в память.
И вот другой свежий пример: заброшенный храм, где накануне давали присягу наши бойцы. В него снова вернулась жизнь, курится ладан. У икон молимся мы, а рядом с нами — пять женщин из местных, чьи мужья и сыновья сейчас воюют на стороне противника. И просим мы об одном и том же — чтобы выжить и выстоять. Меня это очень потрясло. У той же старосты Антонины муж и сын находятся в ВСУ, но при этом у нее нет и тени озлобленности, только удивление от происходящего, от того, как христианский мир объединяет людей.
На присяге один из бойцов оказался мусульманином. Возникают ли противоречия между представителями разных конфессий?
Отец Никифор: Он не единственный казак-мусульманин. Если честно, в нашем отряде никто не выделяется по религиозной принадлежности, и каких-либо инцидентов на этой почве не случалось. Наоборот, мы очень дружим. Помню, в прошлом году на полигоне под Марьинкой пристреливал оружие, и вдруг заклинивает автомат: патрон не выкидывает, видать, застрял. Тут подъезжает группа из подразделения «Ахмат». Подхожу к ним: «Здравствуйте, братья-мусульмане!». Их генерал — здоровый, высокий мужик, услышав, в чем суть проблемы, направляет двоих бойцов мне помочь, и пока они там возились, с удивлением уточняет: «Вы же батюшка? Можете пострелять из моего оружия». Я попробовал, оно у него хорошее, с «тюнингом». Затем протянул мне пистолет «Глок».
В общем, чуть погодя мы пристреливались уже вместе, уступая друг другу очередь. При прощании обнялись.
Со стороны Украины идет охота на армейских священнослужителей?
Отец Никифор: Несколько месяцев назад к нам приехал разведывательный отряд, и ребята без обиняков мне рекомендовали: уезжайте либо старайтесь слиться с окружением, потому что сформированы специальные диверсионные группы для уничтожения священников. За голову назначили 250 тысяч рублей. Так что постоянно хожу в форме, есть у меня и автомат, который обычно лежит в машине. Единственно, не расстаюсь с гранатой. Почему? Чтобы не сдаваться в плен. Вернее осознаю, что физически не выдержу пыток. А информации у меня хватает, поэтому РГД-5 должна быть всегда со мной — подорвал себя, и никто ничего не узнает.
На что настраиваете себя после очередной командировки?
Отец Никифор: Настраиваю себя на то, что когда-нибудь конфликт должен закончиться. Причем по образу того, что вижу сейчас в запорожском храме, где мы молимся. Нашим народам быть вместе, жить и работать вместе, молиться вместе. Вопрос в том, как это все наладить? Самое главное — не ожесточаться. Я всегда напоминаю ребятам перед боем: «Не нужно озлобляться».
Анна Юркова,
«Российская газета»
Кстати
Иеромонах Никифор: «Помню, в первой моей командировке с нами находился боец с интересной фамилией, по ней ему и дали позывной Бес. Он занимался эвакуацией раненых. Как-то случился интенсивный обстрел, и когда чуть стихло, я стал метаться в поисках его по подразделению. Зову: «Бес, Бес, ты где?!» Не сразу почувствовал, как солдаты из соседнего танкового корпуса стали на меня с подозрением оглядываться, кто-то ухмыльнулся, мол, батюшка умом тронулся.
