В них Лидия Окинча оказалась ребенком
Это воспоминания маленькой девочки, оказавшейся в горниле страшной войны. Детская память избирательна, она старается охранить неокрепшее сознание, вытесняя жуткие подробности. Поэтому многое из того, что ей тогда пришлось реально пережить и выстрадать, Лидия Окинча знает по рассказам ее матери.
— Когда немцы пришли в поселок Гайдук, что под Новороссийском, мне было два годика, соответственно, в памяти не сохранился весь тот ужас, который пришлось пережить маме с тремя дочерьми двух, четырех и шести лет. Из воспоминаний мамы Анны Антоновны знаю, что немцы заняли лучшие дома, а местных жителей выгнали в сараи, — рассказала Лидия Окинча, ветеран труда, несовершеннолетний узник фашистских лагерей. — Через какое-то время собрали всех от мала до велика и погнали в поселок Сенной Темрюкского района. Там взрослых заставили грузить ящики со снарядами на катера, потом всех устроили на палубах, чтобы мы были прикрытием. Когда морем пошли на Керчь, советские летчики не стали открывать огонь. Заметили: на палубах гражданское население, дети.
Из Керчи нас отправили на станцию Джанкой. Несколько групп успели отправить самолетами в Германию. Но потом начались военные действия, и нас погнали к населенному пункту Армянск на Перекопском перешейке. Там в это время разгорелись сильные бои. Части Красной Армии взяли Армянск. Мама вспоминала, что вынесла ведро воды красноармейцам, идущим по дороге. Среди них был военачальник. Он тоже попил. Потом солдаты шепнули: «Это Ворошилов…»
Свободе радовались недолго. Враг перешел в наступление, и мы опять оказались на оккупированной территории. Немцы перебросили нас в Кировоградскую область, в село Степное. Там и взрослые, и дети использовались на сельхозработах, а жили в лагере, охраняемом автоматчиками и собаками. Мама рассказывала, что в полях голодные люди падали в обморок, и их тут же пристреливали. Чтобы взрослые не отвлекались от дела, копать яму и стаскивать в них трупы заставляли детей. Среди них были даже восьмилетние. Я часто думаю, где мама черпала силы, чтобы сохранить детей. И как у нее получилось нас сберечь, ведь мы были маленькими, проку немцам — никакого. Здесь, в Степной, мы и дождались Красную армию-освободительницу.
Вернулись в Гайдук. И нашли там полную разруху. От домов ничего не осталось. Мама пошла на работу. На каждого из детей давали 200 граммов черного хлеба. Спасались от голода тем, что ели траву: калачик, дикую капусту, дикий щавель, крапиву. И вот — счастье! Вернулся с войны отец. Он у нас герой — дошел до Берлина. Жили в землянке. Одежду и обувь изнашивали до последнего. Дети старались хорошо учиться: боялись огорчить родителей. На класс было по два учебника, чернила — сок бузины. И все-таки мы, все трое детей, получили высшее или средне-специальное образование. Создали семьи, много трудились. Я работала в Полтавской воспитателем, учителем начальных классов. С мужем прожила 46 лет. У нас двое сыновей, трое внуков и двое правнуков.
Когда думаю о войне, становится страшно от мысли: а что было бы, попади мы в Германию, в концентрационные лагеря, где у детей брали кровь, ставили на них опыты? Говорят, что выживал там один ребенок из десяти.
Понятие мир для меня и моей семьи так же значимо, как жизнь. Когда я заполняю поздравительную открытку, первые слова пожеланий пишу: мира вам!
