Правда жизни. Эта история о девушке, решившей продать ещё не родившегося ребенка, и о том, что из этого вышло
Сразу надо сказать, что некоторые действующие лица этой истории живут в одной из станиц Красноармейского района, поэтому фамилии, а также отдельные повороты в их судьбах изменены.
Правильно поётся в песне «Любовь нечаянно нагрянет». Именно так произошло с Надей Носковой. У соседей Кривобоковых сын Вовка на побывку из армии пришёл, да не один, а с товарищем. Этот товарищ, Виктором званый, и вскружил девчонке голову. Она потом сама себе не могла объяснить, почему хихикала дурындой каждой шутке, почему в первый же вечер дала себя поцеловать. Сыграли свою роль, наверное, исповедальные рассказы Виктора, будто остался сиротой уже в восемь лет, до армии его воспитывала бабушка, а теперь и её не стало, умерла. Вот почему он согласился поехать к другу на Кубань. У Нади сжималось сердце, парня до слёз было жалко. В общем, неприступные (как казалось!) «этажи» семнадцатилетнего тела были побеждены окончательно и бесповоротно.
…От Вити она получила два коротеньких письмеца: «Жив, здоров, тебя вспоминаю». А на третье её письмо ответа всё не было и не было. Это молчание разрывало девчоночье сердце. Еще бы! Там, под сердцем, зародилась новая жизнь, затаённая, никому не приметная, но уже требующая трезвых мыслей, решений, действий. В третьем письме Надя призналась солдату, что беременна, и теперь она не знает, как быть. Ей даже поделиться не с кем. С подружками? Вряд ли стоит. Разболтают. С младшей сестрой? Нет, у неё ума еще как песка на палочке. Сказать матери – упаси Бог. Мать очень строгая. «Что же делать, Витя?» — спрашивала Надя.
Наконец, в почтовом ящике обнаружилось долгожданное письмо. Оно было совсем-совсем коротким: «А за шантаж, тёлка дремучая, ответишь…».
С «тёлкой» — ладно, кое-как можно согласиться. Даже свои, станичные, парни бравируют грубостью, называя девчонок этим животноводческим — «тёлка». А почему «дремучая»? Она одиннадцатый класс заканчивает фактически без троек. И почему шантаж? Разве этим можно бросаться? Речь не о кукле и не о том, кому скрести пол в казарме. Это ведь ребёночек!.. Чем дальше, тем больше её брал страх.
«Может, все-таки рассказать матери?» — спрашивала себя Надя, исподволь поглядывая на хмурую женщину с грубыми мужскими руками. Приходя с дойки, мать была сосредоточенной, в движениях — отрывистой. Казалось, что она сейчас не коров доила, а играла на денежный интерес в карты и продулась в прах. Вот только затронь её — и всем чертям станет тошно.
Личная жизнь у Тамары Ивановны Носковой не задалась. По молодости она связалась с мутным парнишкой. Не успели пожениться, как Степана (так звали мужа) взяли за кражу. Памятью о нём стала как раз Надя. Потом муж вышел на свободу, повинился, обещал честно жить, сделать всё, чтобы семья была в порядке. Тамара «купилась» на клятвы, но оказалось – зря. Стёпу опять искусили лёгкие денежки, во второй раз он сел за угон иномарки. Между тем в семье случился прибыток: родилась ещё девочка.
Оставшись с двумя детьми на руках, Носкова пошла дояркой на ферму, и, похоже, что это реактор обиды, бушевавшей в груди, вывел её в передовики. Работала она поистине рук не покладая, была в коровнике и бабой, и мужиком, и всё делала молча, с плотно сжатыми губами. Девчат своих не баловала, напротив, любую шалость или непослушание наказывала поркой. Лупила так, что старая кошка Лукерья пряталась за комод. Особенно доставалось старшей, Надежде. А тут ещё новость: проклятый и во сне, и наяву Стёпа освободился и, вернувшись на малую родину, в саратовскую деревушку, завёл гражданскую жену. Вроде бы взялся за ум. Неизвестно, как всё это дошло до Носковой, но факт в том, что женщина (пуще прежнего) озлобилась, крепче замкнулась в себе, а в гневе стала вдвойне страшна. Поэтому Надя и решила: нет, матери нельзя ни о чём говорить. Кому угодно, только не ей.
Вопрос философский
И тут подвернулась Зинаида. Двадцативосьмилетняя соседка успела дважды побывать замужем, работала в Краснодаре медсестрой. Доверяясь ей, Надя рассчитывала, что та поможет прервать беременность. Но Зинаида засомневалась, сказала, что это совсем крайний случай. Есть риск остаться «пустой» по жизни. «А дети – вопрос философский. Сегодня плачешь слезами, а завтра радуешься до слёз…», — сказала она. И обещала подумать.
Через несколько дней медсестра бодрым голосом объявила, что вариант она нашла – лучше не придумаешь. Мол, есть женщина, которая хочет выдать желаемое за действительное, показывать, что она беременная, а потом как бы родить. Надин ребёнок и станет её ребенком. За это сулят проживание, питание и приличную сумму денег.
«Тогда я точно — тёлка, — горько заплакала девушка. – Нет, нет! Это низко, это по-скотски». Но шло время, ничего другого (кроме «крайнего случая») на ум не приходило. А голова меж тем пухла, и нервы были уже на пределе. Чуть что — на глаза набегали слёзы. Как у неё получилось хорошо сдать ЕГЭ, просто удивительно. Пожалуй, что как раз эти экзаменационные успехи и подтолкнули к решению. Школа пройдена, впереди — целая жизнь. И так хочется, чтобы она была ладной.
Выяснилось, что покупатели требуют соблюдения некоторых условий, смысл которых — контроль. Беременность должна была проходить под присмотром, а поэтому жить девушка должна в Краснодаре и во всём быть послушной.
Возникал вопрос: как сделать, чтобы Надя могла надолго покинуть дом, не вызвав у матери подозрений? Решение нашлось. Девушка сказала, что хочет поехать к отцу (чай, не чужой человек), вдруг с учёбой поможет. Расчёт оказался верный: Тамара Ивановна словно бы окаменела от обиды, долго молчала, пока из груди не вырвался крик: «И уматывай!..».
Сомнения всё ещё копошились в груди. Выйдя на трассу, Надя загадала: «Если подберёт попутка в течение пяти минут, значит, так тому и быть. А если нет – вернусь домой и всё расскажу матери». Видавший виды «москвич» затормозил уже в первую минуту.
Ночной гость
…Покупателями оказалась строгая пара. Она (худая и надменная) назвалась Лидией Михайловной, он, Валерий Павлович, крупный, похожий на бульдога, казалось, был безразличен ко всему происходящему. Надю привезли в хорошо обставленную однокомнатную квартиру и сразу же сказали, что здесь она будет находиться постоянно. Подышать – окно, размяться – тренажёр (беговая дорожка). И ещё! У девушки на всякий случай заберут паспорт. Надя заупрямилась. Поняв, что её не переубедить, Лидия Михайловна объявила, что они поступят по принципу «фифти-фифти». В квартире был небольшой скрытый за ковром сейф. Он-то и стал хранителем документов. Ключи покупатели оставили у себя. Получилось вроде бы по-честному: ни вашим, ни нашим.
Раз в день, как привило, вечером, Надю навещали. Чаще это была хозяйка. Женщина тихонько отпирала массивную стальную дверь, видимо, с намерением застать врасплох (вдруг здесь что-то не так, как хотелось бы). Она привозила продукты, долго объясняла, зачем девушке надо есть то, а зачем это, в каком количестве и очередности. Однажды приехал Валерий Павлович и (ни с того ни с сего) принялся грозить: «Смотри, без глупостей! Если что, я тебя под землёй найду…».
Через месяц у девушки уже обозначился животик. Время текло медленно, тоскливо и скучно. Развлекал телевизор. Как-то раз затворница посмотрела передачу Малахова «Пусть говорят» и разрыдалась. Поводом для слёз стала история про то, как молодая мама, испугавшись трудностей, отказалась в роддоме от девочки. Через пятьдесят лет эта девочка, ставшая сама матерью и даже бабушкой, обратилась на передачу с просьбой найти самое дорогое, что только есть на свете, – маму. И вот встреча… Слёзы, объятия, раскаяния, мольбы о прощении.
Увиденное перевернуло всё у неё внутри. Поглаживая животик, Надя металась по квартире, лихорадочно спрашивая себя: как быть, есть ли из этой ситуации выход? Можно было бы, конечно, наделать шуму, начать тарабанить в стены, в дверь, выбить стекло, звать на помощь. Но… Перед глазами вставала щекастая, с хищным оскалом физиономия Валерия Павловича: «Смотри, без глупостей!..».
Прошло ещё сколько-то дней. Однажды Надя проснулась среди ночи от ощущения, что в квартире кто-то есть. Холодок страха змеёй пополз по груди. «Может быть, это Валерий Павлович решил покуражиться?».
— Кто здесь? – звонко воскликнула девушка.
— Тише, мыши! – прошелестел чей-то голос, и в следующую минуту крепкая ладонь зажала ей рот.
Через полчаса всё выяснилось. Ночным гостем оказался вор. Он отследил квартирку, был в курсе, что хозяева — люди небедные, постоянно здесь не живут. Открылась и Надя, рассказав о своём нынешнем положении всё без утайки. Гена (так назвался вор) посочувствовал, правда, дальше его занимало другое – как поступить при вновь открывшихся обстоятельствах? Ведь этой ночью его делом было не жалеть, а красть. Между тем, Надя просила не делать этого, а если что и забрать из квартиры, так это её паспорт.
Гена вздохнул, взялся за отмычки. Скоро и сейф покорился ему. Вместе с паспортом он вытащил красненькие.
— Сколько за ребёнка обещали?
— Полмиллиона.
— Значит, эти бабки предназначались тебе, — обрадовался Гена. И предложил поделить их поровну, так как его роль в счастливом конце этой истории исключительная. Девушке стоило большого труда упросить Гену ничего не трогать. «Если мы заберём деньги, счастливый конец истории может быть испорчен…», — умоляла она.
Приют
…Они вышли на улицу, в город, который видел третьи сны. Вздохнув, новый знакомый сказал: «Нам, конечно, не по пути, но никуда не денешься. Тем более что с твоим папашей мы коллеги!..». И привёл её к себе, в какую-то каморку, спрятанную в каменном нагромождении домов. Уложив гостью спать, вор курил в форточку и грыз ногти. Утром Гена сказал, что если Надя не надумала возвращаться домой, он её отправит к своей маме, на Ставрополье. Пусть старуха невесте порадуется. Будто бы. Он так и сказал: «Будто бы невесте». И подморгнул карим глазом.
И Надя выбрала Ставрополье, станицу, притулившуюся к прохладным горам Кавказа. Мать Геннадия, Вера Ильинична, оказалась женщиной уже в сединах, доверчивой и очень сердечной. Она действительно обрадовалась Наде, обнимала её, как своего ребенка, старалась покормить вкуснее, бегала за козьим молоком к знакомым. И всё (бедняжка) узнавала: скоро ли сынок вернётся с заработков? Как уехал электромонтёром тянуть ЛЭП, так и тянет. Уже полгода тянет.
Перед тем, как Наде родить, в ставропольское село заехал некто, назвавшийся приятелем Геннадия. Вести были плохими: на ЛЭП случилась авария, виновным, как это водится, сделали стрелочника, а именно сына Веры Ильиничны, который к моменту ЧП вырос до бригадира. Судьи попались немилосердные и впаяли главарю бригады электромонтёров шесть лет. Первой заплакала Вера Ильинична…
Потекли грустные дни, которые, в конце концов, сменились радостью. Надя родила девочку. Крошка была солидарна в радости с мамой и бабушкой. Она тоже пыталась улыбаться, смешно комкая губки. Как дальше сложатся судьбы наших героев? Неизвестно. Ведь жизнь продолжается, и многие, очень многие её страницы ещё пусты. Но очень бы хотелось, чтобы у Нади, у её маленькой дочки, у Тамары Ивановны, у Веры Ильиничны и даже у Геннадия всё наладилось. Для счастья на самом деле так мало нужно: любить друг друга, ценить и беречь. И быть людьми.
